- Это не мама - подруги разбаловали. - Она застенчиво-печально посмотрела на Валеру.
- Что не так, Маша?
Она изменилась, и Валера не мог понять почему.
- Мы ведь договаривались о подарках, Валера. Ты делаешь мне назло?
- У меня традиция привозить сувениры друзьям и родственникам, я не хочу нарушать ее. Не обижай меня, Маша.
- Нет, но...
- Ты знаешь, какой самый лучший подарок? - не дал ей договорить Валера.
- Знаю, - уверенно ответила Маша. - Книга. Валера рассмеялся и крепко поцеловал ее в губы.
- Лучший тот, который от всей души. Так что получай и не жалуйся.
Маша, мысленно подбирая слова отказа, медленно потянула за ленту, нехотя развязывая узел.
- Пойду сделаю чай, - сказал Валера, погладив плечи под шелковой блузкой.
Из кухни он слышал, как Маша шелестела оберткой. Нарезая ветчину, он думал о ней. Он не предполагал, что за несколько дней командировки Маша так изменится, и жалел, что оставил ее одну. К тому же Валере можно было не ехать, пользы его присутствие не принесло. Фирма подписала контракт, но Валеру не покидало чувство, что нужно было торговаться еще, что они купили слишком дорогой материал. Хорошо, что партия маленькая, но скинуть цену нужно было все равно.
А теперь еще и Маша. Могла бы проявить хоть каплю радости при встрече. Так нет, как чужая - ни улыбки, ни слова приветствия...
"Пойду..." - будто одолжение делает.
Валера поставил на стол тарелку с бутербродами, потер в раздумье щеку и выругался - небритый, щетиной зарос. Чайник засвистел, сначала негромко, потом все настойчивее, и он принялся заваривать чай.
Маша остановилась на пороге кухни и наблюдала за ним.
- Где ты достал эту книгу?
- В Днепропетровске. - Он принес чашки. - На завод приехала книжная лавка. Садись пить чай.
Поставив на стол заварочный чайник и сахарницу, он указал Маше на стул. Она протиснулась между Валерой и столом, обняла его за шею и притянула к себе.
- Это самый чудесный подарок. Спасибо тебе! На секунду он растерялся, когда Маша коснулась губами его губ, потом лизнула их языком. Первый раз она целовала его по своей инициативе, без напоминаний и просьб.
- Мы будем пить чай? - спросил Валера, возвращая легкие поцелуи. Руки охватили ее талию, губы тянулись к губам, но еще оставалась обида холодной встречи. Маша прижалась к Валере, намеренно медленно проникая языком в его раскрытые губы.
- Потом?
- М-да... - прошептала она. Он вернулся домой. И наверное, поездка прошла удачно и он совсем не переплатил за поставки. И Маша не забыла его и ждала его возвращения.
- Теперь я знаю, как растопить душу библиотекаря.
Маша откинулась и громко рассмеялась.
- Ты знаешь все, потому что ты самый умный, самый добрый и самый.., самый...
- Хороший, - подсказал Валера.
- А я, - она утопила пальцы в его волосах и склонила голову набок, - самая плохая и бесчувственная.
- Сейчас мы это проверим.
Его пальцы заскользили по пуговицам блузки, нащупали молнию на юбке. Их уже притягивали белоснежные простыни на широкой кровати, и волнами поднималось желание соединиться в долгожданном отрешении от всего земного.
- С приездом, мой хороший.
- Наконец-то. - Валера опустил Машу на кровать и накрыл собой.
Он вернулся домой! И все здесь жило возвращением хозяина. И Маша, как прежде, была в его объятиях, в нем самом, такая же влекущая и податливая, ласковая и загадочная. И сейчас не важно, что она по-прежнему держит свой внутренний тайник за непробиваемой стеной, - он в ней и чувствует ее каждой клеточкой, каждым вдохом, каждым проникновенным движением тела и души.
Он дома!
Маша лежала неподвижно, наполненная истомой и тихой веселящей музыкой, звучащей где-то в глубоких недрах ее существа. Девушка вспомнила, что когда-то ее посещало нечто подобное, и тогда сами слагались рифмы, появлялись фантастические аллегории и рождались стихи, исполненные ребячливого озорства и невесомой ирреальности.
Сегодня рифмы не приходили, не появлялись сюжеты или стильная бессюжетность, и впервые Маша не жалела о них. Поэтесса не состоялась, как бы ни настаивал на работе Глеб Станиславович. Эта часть жизни тоже осталась в прошлом, из которого не стоит выхватывать обломки, пусть приятные, но не составляющие теперь целостности. В этот момент Маша радовалась легкости и покою.
Она повернулась к Валере, тихо позвала его. Он что-то промычал во сне и теснее прижался к ней, спрятав лицо в каштановые локоны, разбросанные по подушке. Валера спал. Маша подождала, пока его дыхание станет ровным и глубоким, затем осторожно высвободилась из его рук. В кухне она выпила остывший чай, вернулась в спальню, чтобы одеться.
Он спал, как Нарцисс на берегу ручья, сморенный долгим самолюбованием, с довольной улыбкой, раскинув руки в стороны, гордый своей красотой. Одеваясь, Маша беззастенчиво изучала и любовалась расслабленным гибким торсом мужчины, широтой плеч и упруго вздымающейся грудью с редкими курчавыми волосами, сужающимися в тропинку на животе, которая уходила к покойно спящей мужественности. Доверчиво раскрытая поза, глубокое дыхание, беззаботная улыбка, блуждающая на губах, - все говорило о полном удовлетворении жизнью и уверенности в себе.
Маша прикрыла наготу Валеры легким одеялом, коснулась губами гладкого лба.
- Спи, хороший.
Он повернулся, улыбка стала яснее, но сон не был нарушен. Маша тихо вышла из комнаты и через несколько минут осторожно закрыла за собой дверь.
Без десяти шесть Валера остановил машину напротив библиотеки, взял букет хризантем с сиденья рядом и стал ждать, когда выйдет Маша. Ему не хотелось вручать цветы в библиотеке, где Маша находилась под бдительным надзором читателей и начальницы, и не хотелось портить неожиданность реакции при вручении огромного букета.